Кузняков Константин Вадимович
Творческий псевдоним: Колосс на Поли́
Факультет: ХТФ - БТ-16
Дата публикации на сайте: 08.09.2016
– Мальчик, убери, пожалуйста, свою злобную кошку, а то она может испортить мое новое платье. Чего она шипит? Убери, живо! – Ее брезгливый вид отбил у меня полное желание с ней разговаривать. Я пробубнил под нос что-то вроде этого, сам толком не разобрал: «Она добрая, может, вы просто злая, вот и все».
–Люда, ну пожалуйста. – Моя кошка атаковала её подол платья, которое висело чуть выше пола. – Люда! – взвизгнула она, – помоги! – Подруга родителей завизжала, ударила кошку острым носком своей безвкусной туфли и убежала жаловаться моей матери (которая потом, когда уйдет эта высокомерная дама, отчитает меня за все грехи, совершенные мной накануне).
Я забрал свою кошку, которая словно лапками держалась за живот. Мое сердце наполнилось кровью от этого зрелища, и я, не сказав ни слова матери, которая подзывала меня на кухню (видимо, дамочка уже успела наябедничать), закрылся в комнате, смачно хлопнув дверью, отчего петли закричали от боли.
Кошка улеглась на моих коленях, собравшись в клубочек, и замурлыкала (Я был её спасителем далеко не в первый раз).
– Что мы будем с тобой делать? – спросил я, надеясь, что мне ответит кусок аппетитной шерстки.
– Не знаю, – промурлыкала кошка, или это мне показалось.
Я любя переложил её на пуфик, покрытый пудами белой шерсти. Она промурлыкала напоследок, и мне показалось, что Питоша (так звали кошку) меня пожалела и благословила, а также поддержала, ведь скоро, как я понимал, будет битва. «Мы ей покажем», – услышал я, прильнув ухом к теплой шерсти Питоши.
В комнате горела разбавленным желтым светом настольная лампа и было так темно, что огонек, излучавшийся монитором, отдавал свою мощь всему живому поблизости.
Иногда я разговаривал сам с собой, а это происходило чуть ли не каждый день, в то время как мать развлекалась на кухне с очередной подругой.
«И что я забыл в этом мире, где все меня словно не замечают?» – подумал я.
– Нет, нет, нет… психолог говорит, что надо избавляться от депрессивных мыслей. Они только губят меня.
«Кусни палку колбасы», – промурлыкала Питоша, облизывая свои белесые усики, пахнущие свежестью.
Я присел на холодный пол и погрузился в свои мысли, в свой мир. Поза лотоса помогала мне в этом – это был мой телепорт.
– Слишком душно в комнате, – сказал я в пустоту, словно кто-то меня вообще когда-нибудь слушал.
Когда я открыл окно нараспашку, стало прохладнее, отчего над полом словно родился туман, какой бывает на кладбище ранним-преранним утром или в полночь во время восстания мертвецов.
Я вдохнул воздух, который пах чем-то гнилым, неприятным, и шмыгнул в конце носом, отчего возникла жуткая боль в районе лёгких. Все это нисколечко не помогало моим мыслям прийти на место. «Спасение в позе лотоса я сегодня не найду, славненько, безупречно!»
Я посмотрел в монитор, пиксели оставались безжизненными. Ни одного послания не приходило уже больше года, хоть кто-нибудь бы обо мне подумал, а то ведь скучно бывает, словно другие люди этого не знают, словно они не умирают от скуки в четырех стенах, сидя перед неподвижным, молчаливым экраном. Не могу же я один быть одинок в мире, ведь не могу? Правда? Или могу? Буду верить, что я не один такой.
«Можешь…можешь…можешь…один…ты…один…в этом мире…этом», – проносилось в моей голове.
Мурашки пощипывали мою кожу, в животе жутко, панически урчало, и я снова услышал слово: «У–хо–ди», – легкое подвывание, похожее на вой волчат, но это точно были не они. Мне стало не по себе. Я думал насчет того, а именно: не выйти ли мне на кухню, где мама одарит меня влажным, но теплым поцелуем?
Я на это не повелся. Пока не уйдет эта противная дамочка, из комнаты я ни ногой, ни при каких обстоятельствах, даже если мне вручат медаль за мои учебных успехи или загорится дом. «Не верю…не…верю…одинок…один…о», – слышал я в голове, но не говорил, но и не думал, это не был я – или был? «Вот в чем вопрос. А судьи кто? – / За древностию лет / К свободной жизни их вражда непримирима, / Сужденья черпают из забытых газет / Времен Очаковских и покоренья Крыма»; – вдруг вспомнились отрывки, которые мы изучали на литературе.
К книжке, лежащей на полочке и манящей своей глянцевой обложкой, прикасаться не хотелось. Глянец парировал лунный свет. Я словно очутился на школьной дискотеке. Шерсть кошки из белого превратилась в черный цвет, цвет мазута.
Радостнее не становилось. Я прикоснулся к кошке, которая слегка вибрировала. В тело вселился бес, который забрал все мои тридцать шесть и шесть градусов тепла себе. Я окоченел, превратился в статую, некрасивую и толстую.
Как назло, кто-то с другой стороны двери бушевал.
– Сейчас отопру, – хотел было сказать я, но мое тело застыло, словно перманентный клей.
«Круто!» – подумал я и заметил на мониторе новые цвета, означающие, что кто-то мне написал…написал – мне – о, чудо! Одно большое недостижимое чудо. Непостижимое.
Я видел, как кошка проснулась, отряхнулась (Питоша оказалась полностью голой, шерсть, как шуба, пала вниз, на пол, это не была моя кошка, сфинкс, противный сфинкс, дряхлый, словно старик) и медленно начала подходить ко мне, словно тигр, выследивший свою добычу и скрыто пробирающийся к ней по сухой высокой траве.
– Ты не сделаешь этого, – сказал я, не изображая эмоций, ведь камни чересчур неэмоциональны.
Питоша облизнула мой живот и занесла над ним коготь. «Ну все, пропал», – подумал я.
Кошка скреблась в моем пупке, словно вставляла ключик в замочную скважину. Раз – поворот, два. Питоша прыгнула на мое плечо и уснула.
Понемногу начали пропадать вещи в моих апартаментах. Исчез монитор, в котором также пленительно висело непрочитанное письмо. «Кто его написал?» – словно больше не о чем было думать, спросил я.
Комната рушилась у меня на глазах, осталась неподвижной и неизменной одна лишь дверь, по которой били два кулака, похожие на каменные рога грозного, свирепого быка.
«Вот так я и представлял себе одиночество: ни потолка, ни стен, ни пола – лишь одна сплошная пустота». Я брёл по снегу, под ногами хрустело. У меня был шанс открыть эту дверь, но я почему-то не спешил этого делать.
Один, как и всегда…
«Как страшно жизни сей оковы / Нам в одиночестве влачить. / Делить веселье – все готовы: / Никто не хочет грусть делить». – А это уже прочел на досуге, когда за окном веселилась метель. Лермонтов, может, тогда и не сделал мой день, но было не так одиноко засыпать под стихотворение об одиночестве.
Я поднял свой живот с пола и побрёл вперед, все дальше отдаляясь от той двери, которая, возможно, была моим спасением.
Это не та прекрасная, беззаботная сказка, где есть незабываемый волшебный мир, живые, забавные персонажи – здесь нет этого, лишь бескрайняя пустота.
Я шел все дальше, осматриваясь, но дверь не пропадала, я словно бежал от себя, но от себя ведь не убежишь? Я проходил километры все быстрее, снег отскакивал от моих ботинок и летел в лицо, тая на нем, оставляя перечно-багровые следы. Мой нос горел, простуда подбиралась, бактерии атаковали мое здоровье.
Я был слаб, это чувствовалось в моих коленях, которые уже не выдерживали мой вес.
Из носа потекли сопли, веки опухли. «Я умру в этом свободном мире! Одиноким…» – послышалось в моей голове, но это сказал не я, а кто-то другой, кто сожительствовал со мной.
Мне стало совсем плохо, настроении ухудшилось, я пополз к двери, словно зомби. Утопая в снегу, приятном на вкус, мне становилось лучше, словно он был лекарством, наподобие детского сиропа от кашля или лекарственной сыворотки. Железная ручка ждала меня, её никому не разрешалось трогать, как будто за ней был спрятан труп.
«Что скрывается за этой дверью?» – кто-то спросил меня, словно думал, что я знаю ответ на этот вопрос.
Закрыв глаза, я вошел внутрь, точнее погрузился в мазутное окошко, которое было обрамлено дверной коробкой.
Другой мир. Люди, похожие на меня, со своими странностями. Я стою на краю горы. Мне всего лишь надо скатиться вниз, чтобы очутиться в новом месте. Хочу ли этого я? Внизу темно, людей не видно, видимо, это я придумал, что они похожи на меня, такие же одинокие, без идей в голове – пустышки. Это все похоже на наказание: дверь пропала – негде выйти. Надо скатиться вниз, раз это последний шанс очутиться в моем привычном, жестоком мире.
Когда я пожелал спуститься с горы, рядом со мной появились санки, ржавые и сломанные. Я ещё долго сидел на возвышенности, свесив ноги. Вдалеке виднелось черное солнце, «освещающее» мир, куда я направлялся. Мне было видно все, словно это мое родное место, где я вырос, где окончил школу, где влюбился – если такое здесь вообще возможно.
Я удобно расположился в санках. «Трогайся!» – приказала моя голова, мне, наоборот, уже не хотелось ехать вниз. Повозка накренилась, я подумал, что сейчас кубарем покачусь в другой мир. Но нет. Санки лихо развернулись, и меня понесло под гору, как на американских горках. Ветер шумел в ушах, заговаривая меня. Вроде аттракционы должны веселить, но улыбка не появлялась на моем опухшем лице. Кошка вцепилась в мою шею и не отпускала до конца поездки. Я чувствовал, как она дрожит, потому что Питоша все сильнее решетила меня когтями.
Словно щелчок перед глазами – и я оказался на огромной платформе, где сидели приунывшие мужчины и женщины. Кто-то из них светился тусклым пламенем, а кто-то был черной тучкой, неразговорчивой и непривлекательной. Здесь не было привычных лиц, носов, бровей. Каждый представлял собой то, что он есть в жизни.
Я еле-еле передвигал свои ноги, подошва ботинок цеплялась о неровности дороги, создавалось тяжелое шорканье. В кое-каких местах брусчатка уже не выглядела цельно, одной картиной. Мне тяжело было пробираться через этот лес немых людей. «Я не такой, – говорил я себе. – Как я выгляжу в этом мире?» Моя кошка ерзала на спине, я пытался ее успокоить, но тщетно. Вдалеке послышался шум, на который я сразу же пошел, не оглядываясь назад. Питоша замурлыкала, напевая какую-то знакомую мелодию, если не ошибаюсь, она есть в каком-то популярном чарте. Я держал голову прямо, не опуская ее вниз и особо не поднимая вверх. «Моя жизнь была неплохой. Может, я просто этого не замечал?» – от этих мыслей становилось теплей, словно это был горячий чай с медом. Я не видел, что происходит за моей спиной, и это, в первое время, мне было неинтересно. Я шел на голос, глухой, но приятный, видимо, женский. Меня почему-то это завлекало. Хотя в этом мире такого происходить не должно, здесь нет места чувствам. Но ведь грусть и тоска тоже чувство? Плохое, да, и не безобидное, но оно в какой-то степени помогает нам осмыслить нашу с вами жизнь. Или это воображение, больное воображение, которое не в состоянии адекватно оценивать ситуацию.
Мелодия усиливалась, но люди, сидящие рядом с источником звука, оставались такими же грустными, как и в километре позади. Нас, кто шел вперед, было мало, ничтожно мало. Я заметил огромную стену, по которой я скатился в этот мир. Силуэты так же, как и я, оказывались внизу, съезжая на санках. Многие из них сразу же садились, опустив голову на грудь, и медленно умирали, как повянувшие цветы.
Питоша начала прыгать на моих плечах – ей захотелось поиграть.
Пришлось остановиться, взять её в руки – я случайно обернулся. Тот путь, который я прошел, светился ярким пламенем, какое создает костер. Люди, ступая на мой пройденный путь, падали вниз, словно я пожирал пол. Я убивал этот мир своим присутствием, убивал мрак, погрязший над этим островком. Я не давал выбор людям: многие, я судил по себе, хотели бы остаться в этом месте, темном и запертом. Не всем нужен был свет, который я создавал. Моя кошка корчила гримасы, может быть, она тот таинственный создатель пламени, пожирающего пол, дорогу. Я не желал оставаться на месте, я хотел дарить радость людям – поэтому я шел дальше, к той музыке, которая то удалялась, то приближалась, когда я её догонял. «Может, это кто-то меня ведет?» – подумал я, и эта мысль не давала мне покоя.
Я не заметил, как сделал круг. Одной ногой я стоял в пламени, но не падал вниз. «Как мне выбраться из этого мира?» – спросил я своего сожителя, который находился где-то в голове, один или с компанией – я не знал.
В ответ молчание. Мелодия была где-то рядом, тихая и успокаивающая. Пробежав весь зал, в котором я очутился, я словно поджег пол ярким пламенем. В огне я разобрал маленькую девочку, играющую концертную симфонию Моцарта на скрипке, а рядом смычком водил по альту жирный кот, шерсть которого пахла жасмином и сервелатом.
Я подошел ближе и присел, наблюдая за тем, как танцует девочка со скрипкой. Смычки кота и девочки одновременно скользили по струнам – я упивался этими завораживающими звуками. Девочка, исходя из моих скудных знаний, вальсировала. Она кружила по залу. Мне приходилось постоянно оборачиваться, чтобы не потерять ее из виду. Подол её платья не сгорал в моем пламени, и она не проваливалась сквозь пол – это было странно, ведь никого, кроме меня, не осталось в этой огромной комнате, похожей на танцевальный зал.
Девочка остановилась и присела напротив меня, взяв мои вспотевшие руки. Она долго смотрела мне в глаза, наблюдая за моими зрачками, которые то сужались, то расширялись. Вулканы в моих глазах извергали лаву. И эта минеральная масса остывала на моем холодном теле.
«Застыл? – хотел уточнить я. Подвигал попой – получается, рукой – тоже. – Нет, я стал только тяжелее, словно потолстел».
– Зачем ты здесь? – спросило маленькое созданьице, глядя на меня.
– Кхм… мне было грустно и одиноко в моем мире – и вот я оказался здесь.
– Я хочу знать другое. Какая цель у тебя? – Она широко открыла глаза и пытливо ждала от меня ответа.
– Я не по своей воле оказался здесь. Я – пленник.
– Здесь нет пленников, лишь тот, кто желает, может сюда попасть. Но ты другой – я это вижу.
– Я ничем не отличаюсь от других людей: те же глаза, те же брови, те же проблемы.
– Не соглашусь. Ты спас всех людей в этой комнате. Они сейчас веселятся в твоем мире, – она показывала пальцами во все стороны света и куда-то на потолок и пол, описывая шар.
– Кто ты? – хотел узнать я. – И почему мы не падаем сквозь пол, как все остальные люди?
– Ответь сначала мне: ты хочешь обратно? Что тебя держит там, в том мире, где есть жестокость, ложь, прелюбодеяние, обманы, убийства? Тебе это нужно?
– Так ведь есть не только это, в жизни много положительного, например: любовь, радость, счастье.
– Оно тебе нужно?
– Да, как и всем людям, мы для этого созданы – или нет?
– Ты останешься, если все желаемое будет здесь? Ты останешься со мной? – Маленькое созданьице не манипулировало мной, она ждала ответа на поставленные вопросы, не теребила косички (как все девчонки), не заставляла меня уговорами принять то или иное решение. Она сидела ровно, смотрела вдаль, а рядом лежал жирный кот, одной лапой держащий альт.
Я долго молчал, ей, казалось, вообще не был интересен мой ответ, но она не уходила, не играла на скрипке, чтобы поднять мне настроение. «Она готова меня вечность ждать? Я ведь когда-нибудь вернусь? Остаться с ней? Какой из миров лучше?»
«Прими ее приглашение!» – настойчиво говорил сосед в голове.
«Зачем? Мой мир, где я родился, ведь лучше?» – вступил я в разговор.
– Я вижу, ты не можешь принять решение. Тогда послушай еще одно предложение: что если ты в любой момент сможешь вернуться к родным? В тот же день, в тот же час, словно все это был сон? Тогда что ты ответишь? Ты согласен?
Накопилось слишком много вопросов, от которых закружилась голова, но я решился: – Я согласен. Только при условии, что ты расскажешь, кто ты на самом деле? Мираж или иллюзия? Придуманный образ моего гнилого воображения?
– Я более чем реальна. Я какого-то рода людская Надежда, маленькая, почти невидимая.
– Надежда? Ты – чувство?
– Не совсем. Я – собирательный образ, помогающий людям. У нас с тобою впереди долгие часы знакомства. Ты все узнаешь позже!
– А кем буду я в этом мире?
– Таких миров много. Мы покинем этот, но люди все равно будут сюда попадать. И без нашей помощи им ни за что не выбраться, как бы сильны они ни были. А ты – Шанс, большой, огромный, ты тоже будешь рядом со всеми людьми на планете. Шанс есть у всех – и ты им нужен больше, чем я.
Мы долго бродили по темным мирам, встречали разнообразных людей, разных национальностей – всем нужна была наша помощь. Я замечал, что с каждым разом, выходя из зала, я становился толще – в меня верили, и число верующих становилось больше. Но многие возвращались – ведь шанс не всегда сбывался. Я давал ложные надежды, такие, какие не давала моя спутница – её люди никогда не возвращались обратно в черные миры.
И вот, по моим ощущениям, прошел год. Мы вернулись в тот же зал, где я познакомился с Надеждой. Людей здесь было много, они все сидели, не разговаривая, лишь плача. В толпе я заметил знакомое лицо. Это была девочка моего возраста, повзрослевшая, похорошевшая.
Я взял её за руки (лишь так можно было поговорить в этом мире с людьми) и ненавязчиво, как научила Надежда, удаленно, спросил: – Как тебя зовут? Какая у тебя проблема?
– Маша. Мне одиноко, я скучаю по одному человеку, он пропал год назад, буквально испарился. В последний раз его видели в его комнате, он в ней закрылся – и больше не вышел.
– Как его звали?
– Пётр.
«Это ведь мое имя», – всплыло у меня в голове.
– А что он для тебя значит? Почему ты грустишь?
Она замялась, но ответила: – Он мне…нравится, я хотела с ним общаться, но он был жутко нелюдим.
«Словно по моему портрету описывает человека».
– А еще я познакомилась на днях с его мамой. Из-за нее он и убежал, я так поняла. Люда слишком черствая и ненадежная – так мне показалось. И так казалось несколько сот раз, когда я приходила к ним в гости, чтобы зайти в комнату Петра.
– А я похож на того парня? – Она подняла голову, стряхивая горячие слезы.
– Да. Только он был более худой.
– Пошли со мной. – Маша послушалась.
– Кто она? – спросила Надежда, играющая на скрипке.
– Маша.
– Просто Маша?
– Да. Она может с нами путешествовать по мирам? – я этого безумно хотел.
– Только если она на это согласна.
– Да! Мне нет жизни в том мире, – ответила Маша со свойственной молодым девушкам глупостью.
***
Оказывается, я не был так одинок на Земле, которая раньше являлась мне домом. Вокруг меня всегда были люди, желавшие делить со мной все свободное время – я этого не замечал, пока не попал сюда, не увидел миллионы одиноких людей, которые, на самом деле, лишь притворялись, что им грустно и «некому руку подать / В минуты душевной невзгоды»… В душе они веселились. Они всего лишь хотят внимания, как и все, кто бывает одинок, кого иногда захватывает в плен депрессия.
Я несколько жизней прожил вместе с Надеждой и Машей, которая стала Вниманием. Мы выглядим как счастливая семья. Я все больше толстею, но передвигаюсь по мирам так же плавно, не чувствуя пола под ногами. Я спасаю людей, которые, в свою очередь, становятся счастливыми и жадными до дружбы и внимания. И это мое призвание!
©Колосс на Поли;
Литература:
Михаил Лермонтов стихотворение «И скучно, и грустно».
Вильям Шекспир: монолог Гамлета «Быть или не быть, вот в чем вопрос».
Грибоедов «Горе от ума»: монолог Чацкого «А судьи кто?».
Михаил Лермонтов стихотворение «Одиночество».
Музыка:
Моцарт – Концертная симфония для скрипки и альта
Войдите для комментирования работы
Группа